«У меня на кухне, на подоконнике, стоит банка с веточками. Листики распустились и льнут к стеклу, тянутся на волю, к своим. Не знают, что обречены, что дни их сочтены. Больно смотреть: я знаю то, что неведомо им. Их не спасти — они не вольются в извечный круговорот жизни, природы. Это в детстве была надежда, и она как будто сбывалась: отрастут у погубленных корни — по инерции, заложенной в них программой жизни. Ведь они ещё здесь, по эту сторону, с живыми.
Но нет, не отрастут корешки, не посадить их в родную землю, не ощутить им её любви. Две-три недели — отпущенный им уже мною срок. Маленькие веточки… Большие, уже раззеленевшиеся, дохнувшие весеннего воздуха — выжили! — отсечённые, отломанные, отодранные от стволов, на которых остались зияющие раны, валяются на земле… Одну большую ветвь боярышника, его плоды питают зимой птиц, принесла сгоряча домой, чтобы укорить ею безголовых жековцев.
Разобрать её по веточкам и уставить ими, сбережёнными, все подоконники? Пусть хоть сколько-то поживут, хоть и обманно, пусть белый свет хоть сколько-то увидят? Ведь для чего-то они задуманы были и уже распускаться начали — живые знак подавали, когда их с мясом — «сухие»! — вырывали.
Чем бы ЖКХ ни тешилось, лишь бы платили. Любой грех заведомый на душу возьмут. Или нет её души-то? Видно, нет. Ну а листики на моём окне — крохотные зелёные флажки — подают сигнал мне: мы живые! — и стараются утешить меня, они благодарны хоть за кусочек отпущенной им ЖИЗНИ.
Татьяна Мусатова, г. Москва»